Промышленный переворот

Решение о начале индустриализации в СССР, оказавшейся самым масштабным промышленным переворотом в истории, было принято 90 лет назад на XVI конференции ВКП(б). Очевидно, что одним из флагманов индустриализации должны были стать железные дороги, которые при этом требовалось «перевести на индустриальный лад». «Пульт управления» с помощью архивных материалов реконструирует историю одного из самых судьбоносных решений в истории российского железнодорожного транспорта.

«Товарищи! Мы должны определиться с планом (смех в зале)», – с этих слов 29 апреля 1929 года начал своё выступление на расширенной коллегии НКПС (протокол назвал её «совещанием руководящих кадров») Ян Рудзутак, нарком путей сообщения. «Что же это за план? Вы все наверняка слышали, что наше правительство обсуждает сейчас индустриализацию, то есть усиленное развитие промышленности. В отличие от буржуазных государств наше правительство Советов предлагает нам принять участие в планировании индустриализации. Я не могу поручиться за то, что будет учтён голос каждого, но обещаю, что будут услышаны все», – продолжил он.

В НКПС необходимо было принять принципиальное решение о том, каким в ведомстве хотели бы видеть будущее железнодорожного транспорта. В своём роде это было самое представительное совещание наркомата – в его работе участвовали свыше 100 человек. Разумеется, у них не было да и не могло быть возможности отказаться от решения об индустриализации, продиктованного сверху, но сохранялись элементы самоуправления. В частности, чтобы избежать давления, на коллегию решили не приглашать представителей другого ключевого ведомства – Наркомата тяжёлой промышленности.

Уходя с поста наркома путей сообщения, Дзержинский писал: «Сегодня у наших ж.д. есть два пути (простите за каламбур). Первый – насыщение наркомата партийными кадрами с самого главка и до уборщиков на поездах; второй – ставка на уже имеющихся профессионалов, доверие к ним и, так сказать, профессионализация нашего ведомства».

НКПС, как и другие важнейшие наркоматы, был изъят из руководства «профессионалов» (то есть железнодорожников и инженеров-путейцев), и во главе его стояли как раз партийные чиновники, в то же время являвшиеся членами Политбюро. Будучи, вне всякого сомнения, грамотными управленцами, они в то же время были далеки от многих реалий железнодорожного транспорта и в целом (хотя и не всегда) ориентировались на партийную линию, которая с 1928 года стала приобретать противоречивые черты.

Рудзутак ознакомил членов расширенной коллегии с текстом, который он сам называл «резолюцией по итогам дискуссии об индустриализации». Железнодорожникам необходимо было тайно высказать своё мнение, хотят ли они расширения наркомата и по какому принципу: партийно-советскому или профессиональному.

Перед голосованием Рудзутак честно объяснял текущее положение дел: «Не побоюсь громких слов, но вы решаете наше будущее. С одной стороны, нам ничего не мешает набрать выпускников из профессиональных технических училищ и институтов, и мы вполне можем быть уверены в их уровне. Вместе с тем кто поручится за то, что они не создадут новый, не дружественный партии и правительству профсоюз, не станут мешать проведению в жизнь наших решений? Утверждаю, что партийные ячейки слишком не развиты для настоящей идейной работы».

Эти слова могли показаться как раз перегибом по партийной линии, если бы не одно но. НКПС был одним из ключевых наркоматов, который к тому же удовлетворительно работал. Рудзутак в своей речи это отметил: «Товарищи, сейчас для нас хорошее время – нет критики, и план мы выполняем». Возможно, за этой формулировкой – и многими подобными ей – стояло желание не форсировать ударными темпами индустриализацию железных дорог.

Подводя итог своему выступлению, Рудзутак сказал: «Наши товарищи из научно-технического бюро – люди, напомню, опытные и с дореволюционным рабочим стажем – представляют, можно сказать, профессиональное и старейшее, орденоносное крыло нашего наркомата».

Нарком путей сообщения счёл необходимым сделать акцент на их статусе, вероятно, чтобы отвести от них возможную критику. «И вот эти наши всеми уважаемые товарищи справедливо говорят, что мы справляемся с текущими нагрузками и даже опережаем графики», – подчеркнул Рудзутак. В этих рассуждениях была своя логика: НКПС, выполнявший план, мог сослаться на то, что индустриализация необходима другим отраслям. Чего же не хватало самим железным дорогам?
«Можно слышать слова о нехватке рабочей силы в НКПС. И с этим трудно не согласиться. Хотя вновь встаёт вопрос: каких рабочих мы хотим для работы на железнодорожных путях? Готовы ли мы вырастить и воспитать их сами? Товарищ Дзержинский нередко говорил об опасности для НКПС исчезнуть между другими наркоматами. Означает ли это, что их инженеры придут к нам, на ж.д.? Нет. НКПС не может быть и не будет пристяжным ремнём для других наркоматов», – заявил нарком.

Слова Рудзутака поддержали многие: на бланках анкет для голосования можно увидеть предложения «увеличить рабочую силу для роста показателей». Это был как раз подход «профессионалов». Техника, за которую было ответственно научно-техническое бюро НКПС, вполне удовлетворяла всем требованиям, хотя и могла быть признана «морально устаревшей». Осторожные голоса раздавались, когда речь заходила об износе парка, но не о замене моделей локомотивов, находящихся в эксплуатации.
«Если мы скажем, что нам помощь не нужна... как не нужна, может, индустриализация (гул в зале)... товарищи, мы же это сейчас как раз и обсуждаем, давайте будем думать вместе... Так вот, многие товарищи и лично товарищ Сталин скажут нам спасибо за то, что мы не требуем дополнительных сил и средств для увеличения мощностей. Проблема в том, товарищи, так ли это на самом деле и не нужна ли индустриализация и нам?» – говорил Рудзутак.

Последний вопрос был, кажется, риторическим. Партийная линия оказывалась всё сильнее. Читая циркуляр, разосланный на следующий день главкам наркоматов, Рудзутак был вынужден отметить: «Мы исходим из того, что коммунисты будут работать лучше старых специалистов, сознательнее. Больше их – больше и мощности... Мы не должны остаться позади других наркоматов. Приток новых кадров в том числе поможет нам перековать и наши мощности. Мы рассчитываем на коммунистов. Если они будут рабочей силой, то мы можем и потерпеть с индустриализацией».

Впрочем, уже на следующий день предложение о рамочной индустриализации озвучил будущий нарком путей сообщения Андрей Андреев. Суть его выступления сводилась к тому, что если будет «индустриализоваться» весь Советский Союз, то НКПС не должен остаться в стороне: «Очевидно, что время предъявляет к железным дорогам особые требования. Глупо считать, что они будут с каждым годом меньше. Наоборот, по мере роста социалистического строительства наши обязательства только увеличатся. Перед кем, товарищи? В первую голову перед другими наркоматами. Для нашего общего дела крайне вредно считать, что без нас может обойтись индустриализация. Без нас, товарищи, не сложится!»

Последние слова были встречены громкими аплодисментами.

Позволим сделать осторожное предположение, что Андреев высказывал не столько свою точку зрения, сколько позицию всего Политбюро и, возможно, лично Сталина, так как исходя из сугубо рациональных соображений никаких оснований для индустриализации на железных дорогах не имелось (по крайней мере, они не были представлены в предыдущих выступлениях Рудзутака и других руководителей НКПС). Андреев призывал к социалистическому соревнованию и использовал слова и выражения, близкие к известному сталинскому тезису об «обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму», высказанному за год до этого.

На следующий день он продолжал развивать свою главную мысль. По его словам, НКПС и железные дороги должны были стать «нервами и сосудами» индустриализации. Это будет необходимо не только для обеспечения «текущих потребностей», но и для «перераспределения мощностей». Андреев прибег к сильному риторическому ходу: «Мы же не хотим, товарищи, чтобы наш наркомат был фактически расформирован... (гул в зале). А что, ведь его силы могут быть поделены между отраслевыми ведомствами – надо же покрывать их нужды... Получается, товарищи, что наряду с планом по текущему моменту мы должны подумать и о существенном увеличении всех наших сил в ближайшее время, то есть индустриализоваться вместе с другими наркоматами, плечом к плечу».

Андреев вроде бы не мог употреблять в своей речи местоимения «мы», так как не имел никакого отношения к НКПС, но это его обращение, очевидно, пришлось по душе многим транспортникам. При этом остаётся неясным, вёл ли Андреев какие-то переговоры с Рудзутаком в Политбюро, членами которого они оба были – если это так, то можно говорить о том, что решение об индустриализации на железнодорожном транспорте было прежде всего политическим.

Следующим свою точку зрения высказал Моисей Рухимович (близкий друг Рудзутака и будущий нарком путей сообщения). Он также использовал яркие аргументы. Суть их сводилась к тому, что в децентрализации НКПС нет ничего плохого. При этом Рухимович почти дословно повторял высказывания во время дискуссии о «демократическом централизме» в партии, одним из участников которой был Дзержинский. Складывается впечатление, что к политической (и даже партийной) риторике прибегали обе стороны – и «индустриализаторы», и их противники.

Возможно, предложение Рухимовича и могло бы быть принято и даже включено в резолюцию, если бы после перерыва в заседании он не стал развивать совсем уж недопустимую для НКПС идею. Вкратце она сводилась к частичной передаче «немагистрального транспортного парка» отраслевым ведомствам и к учёту показателей снизу вместо плана сверху. Думается, что в выступлении Рухимовича заключалась важная мысль: ничего плохого в перераспределении казавшихся избыточными железнодорожных мощностей между наркоматами не было, но Рудзутак обругал его дураком.

Слово взял Андрей Андреев. Иронизируя над Рухимовичем, он начал с риторического вопроса: «По каким показателям мы будем оправдываться перед товарищами после того, как они уйдут далеко вперёд по плану?» Андреев быстро перешёл к ключевой идее своего доклада и впервые назвал вещи своими именами: «Товарищи! Нам необходима форсированная индустриализация. Она и только она может поднять наше производство... Кроме того, мы сами не можем обойтись без создания собственной промышленной базы, на которой только и возможно развернуть широкое железнодорожное строительство. Наш брат – Наркомтяжпром, без которого мы натурально остановимся. Если мы не поможем ему, то не будет у нас ни паровозов, ни вагонов, ни рельсов».

Отмёл Андреев и предложение о децентрализации: «Ровно наоборот – укрупнить, чтобы всегда иметь возможность перебросить магистральные силы транспорта на любой нуждающийся в том участок, в первую голову – в Наркомтяжпром».

Решающим должен был стать следующий день заседания расширенной коллегии. Андреев каким-то образом получил в своё распоряжение статистику НКПС и не преминул использовать её в своих целях: «Меня просили предъявить цифры – вот они... Товарищи, эти показатели, за которые так удобно держаться, висят даже не в воздухе, а вообще в пустоте. Я понимаю, что отрываться от них страшно, но надо же это сделать – и чем раньше, тем лучше. Не следует к ним крепко привязываться. Не надо самим себе ставить пределы – их нам ещё поставят. Наоборот, мы должны показать, что можем почти всё, что скажет партия... Мы должны быть в авангарде советского рабочего класса». Выступление Андреева встретили овацией.

Следующим вновь выступал Рудзутак. Он уже понимал, что своих изначальных позиций удержать не сможет: «Мы с товарищами предлагаем только одно – верно рассчитать время и силы. Вместо того чтобы на пустом месте, как верно отметил товарищ Андреев, создавать план из ничего и ещё оттягивать на него силы, необходимые в других отраслях, не лучше ли послужить индустриализации уже имеющимися мощностями и только после достижения плановых показателей начать индустриализоваться самим? В конце концов мы самый индустриально развитый наркомат. У нас есть некоторое преимущество. Кто знает, как пойдёт форсированная индустриализация и не придётся ли нам прямо на ходу ещё раз перестраиваться».

Нарком справедливо указал на то, что «трудно себе представить, каким образом удастся согласовать планы всех наркоматов». Он считал, что было бы ошибкой начинать перестройку НКПС прямо сейчас, так это существенно осложнит возложенные на наркомат задачи. В реплике с места Андреев упрекнул Рудзутака в том, что тот недостаточно доверяет партии.
«Я доверяю и думаю, что мало кто доверяет так, как я. Иначе бы я и не пытался соединить цели и план индустриализации с наркоматом, быть ответственным за который мне выпала честь. Я лишь хочу сказать, что не надо представлять дело так, что НКПС – этакий пристяжной ремень индустриализации, что мы должны всем и каждому», – парировал нарком.

Андреев перехватил последние слова Рудзутака: «НКПС не должен остаться на обочине магистрального пути индустриализации... Только подумайте об увеличении производства и о росте темпов промышленности! Мы за ними не угонимся, если не включимся сегодня же».

После Рудзутака выступал инженер Щапов, представлявший научно-техническое бюро. Он показал наконец ту «конкретную статистику», о которой уже так много говорилось: «Мы удовлетворяем всем требованиям... текущего момента. Мы обеспечиваем пассажиро- и грузопоток. Я не вижу никаких, подчеркну, решительно никаких оснований для перестройки системы наркомата в целом. Может быть, имеет смысл говорить об увеличении отдельных показателей (голоса с места: «Да, да!»)... но тогда и только тогда, когда перед нами будут собственно планы индустриализации. Товарищи, мы не всесильны, и это надо понимать. Мы не сможем сделать невозможное и перестроиться по ходу дела».

Но окончил он свою речь неожиданным образом: «Очевидно, что индустриализоваться необходимо, что... может быть потеряна инициатива, стоит только вырасти требованиям к нам. Я не уверен, что мы с ними справимся (шум в зале). Понимаю, товарищи, но так и есть. Потому и предлагаю, раз наш наркомат хотят сделать «приводным ремнём» индустриализации, самим поставить требующиеся нам условия, чтобы не обманывать ни товарищей, ни себя (гул одобрения)».

Слово вновь взял Андрей Андреев: «Не о том ли я вам говорил, товарищи, что мы должны быть в авангарде рабочего класса?.. Но вот только что мы слышали совсем другое мнение уважаемого инженера, который, можно сказать, знает пути сообщения от сохи. И что же? Неужели мы ещё та самая белая кость дореволюционного пролетариата, которая чурается своих братьев по угнетению и цепям? Неужто мы не перековались? Не надо ли нам, товарищи, представить положение дел так, как оно есть на самом деле? Есть трудности – мы о них громко говорим. Нет трудностей – кричим во всё горло».

Он предложил золотую середину: поставить в известность Госплан и другие наркоматы о «плановых показателях», но при этом исходить из возможности их увеличения. «Индустриализация приводит к росту производств. Это главное, что нам необходимо учитывать. С каждым годом социалистическая промышленность будет только расти. Что было показателем сегодня – станет простой бумажкой завтра. И преступно классу железнодорожников отставать от своих братьев по труду», – сказал Андреев.

Понимая свою неудачу, Рудзутак и Рухимович, возможно, просто не захотели выступать далее. Так что последнее слово осталось за Андреевым. Его аргументы повторяли предыдущие – об обострении борьбы за железные дороги, о социалистическом соревновании, о выполнении плана и повышении нагрузки. Но в конце речи он решил, кажется, пошутить: «Ну вот будут созданы мощности для новых паровозов, но их-то у нас как раз и нет! Что будем делать? Ведь встанет промышленность... Создайте возможность – сразу же появится и предложение. Индустриализация нам с вами даст новые паровозы, вагоны, рельсы! Включайтесь, товарищи!»

Сегодня кажется очевидным, что решение об индустриализации уже было принято к тому моменту, когда состоялась расширенная коллегия НКПС. Судя по всему, на Андрея Андреева были возложены функции по политическому и партийному контролю за наркоматом. Однако оставались ещё лазейки в вопросе о том, каким именно будет участие НКПС. Но было очевидно, что это совещание установило для нарокомата узкие границы, о былой независимости уже речи не было. Пройдёт всего десять лет, и большинства участников той исторической расширенной коллегии уже не окажется в живых – почти все они будут репрессированы. Принуждённый давать «служебную характеристику» по делу Яна Рудзутака и Моисея Рухимовича, Андрей Андреев не скажет о них, однако, ни одного плохого слова.

Владимир Максаков